Второй без укрылся за киоском. Отпихивает разбегающихся людей, пытаясь не упустить преступников.
Председатель бросает быстрый взгляд на Ляо. На Ляо, который привез от Моратти плохие новости. На Ляо, лучшего своего советника, который всегда знает, как поступать, а сейчас, впервые на памяти Председателя, пребывает в сомнениях.
– Так поздно не завтракаю, – улыбнулся Филя. – Надо соблюдать режим.
– Я не хотел возвращаться, – тихо говорит Джезе. – Хотел остаться в тебе навсегда.
Тимоха Бобры, не боящийся ни бога, ни черта громила, однажды выбросивший в окно облаченного в «саранчу» беза, спрашивал так, словно просился у строгой учительницы в уборную! Рус понимал, что любое проявление эмоций может закончиться для него плачевно – он, в конце концов, не сын Грязнова, а потому сдерживался изо всех сил, сохраняя на лице непроницаемое выражение.
Сорок Два пристроился на краешке удобнейшего кресла, разработанного самыми дорогими дизайнерскими головами планеты для самых дорогих задниц планеты: массаж, подогрев, любая форма, настоящая кожа, настоящее, нейрошланг ему в корни, дерево и хромированные железяки наилучшей пробы. Возможно, если нажать кнопку, кресло сварит кофе или споет колыбельную. Возможно, кресло умеет что-то еще, но Сорок Два плевать хотел на работящую мебель. Он сидел на краешке, прижимаясь грудью к столу и сложив перед собой руки. Голова опущена. Взгляд упирается в пальцы. Удобная поза для отталкивания ядовитых шариков проникновенных слов.