– Вообще-то нет, – согласился Жак. – Но Кире все же не решился бы.
– Просто без сознания. Я его полечил немножко, а то он был совсем невменяемый, взлететь пытался… А потом, когда он проснулся, он стал заговариваться, плакать… хотел со скалы броситься… И все это совершенно трезвый. Я испугался, что у него началось психическое расстройство, и решил снять его с этой скалы и переправить вам. Проще, конечно, было бы отнести его к себе и попросить кого-нибудь помочь, но я ему дал слово никому о нем не говорить. Так что… я его обездвижил, чтобы ничего не натворил, слетел с этой скалы, пешком дошел до вас… Там есть такой густой малинник с той стороны…
– Хорошо, – сдержанно ответила Кира. – Я предупрежу папу, чтобы тут немного прибрались… а то его Кондратий хватит, если прибудут гости, а тут обычный будничный кавардак.
– Может, не надо в кабак… – замялся Жак и тут же сам себя одернул: – Ой, чего это я! Привычка осталась – по кабакам не ходить. Пошли. Расскажешь мне, что там было на заседании и кто там стекла бил.
– Нравятся. Мне папа тоже часто такие штучки дарит. Он их сам делает. Он тебе говорил?
– А что ж такое? Я вроде не слышал, чтобы в вашей вялотекущей войне произошло какое-либо оживление.