Победил, конечно же, страх перед непосредственной опасностью. Несмотря на зловещее шипение Дарианы: «Молчи, гад, не то такое с тобой сделаю – реактор раем покажется!»
...И снова всё начиналось как тогда, перед Зетой. Бьющие по глазам красные отблески «тревожных» ламп. Душераздирающий вой сирен, словно нас атакует целая стая бомбардировщиков. И вновь – сотни раз отрепетированное соскакивание с постелей, одевание даже не за сорок пять секунд, а куда быстрее; и молчаливый, сосредоточенный бег к ожидающим на взлётке транспортам...
Моё отделение получило «восточный сектор обороны», то есть стену здания, обращённую на восход. Мы поднялись на третий этаж – здесь от торца до торца тянулся длинный широкий коридор с удобными для стрельбы позициями. Все подходы к «читальне» с нашей стороны простреливались на километр, как услужливо сообщил мне нашлемный, спаренный с прицелом вычислитель.
Я молча кивнул. Сейчас это была не первоочередная тема... но мне действительно стало как-то легче. Справедливость всё-таки есть на свете. Им не удалось отсидеться за бетоном и бронёй. – Помощь пришла, – продолжал лейтенант. – Туча не стала там оставаться. Ушла обратно. К себе. В этот, как его... гадючник.
Граната ушла под поверхность, разорвалась в глубине. Живое «желе» взволновалось. Из темноты вверх рванулись десятки коричневых шаров – громадный организм реагировал на опасность. Теперь все уже палили с упоением, пули рвали поднимающиеся зародыши, крошили те, что уже успели вспучиться, набрякнуть тяжёлыми, истекающими сукровицей, лимфой и сывороткой опухолями. Захлопали гранатомёты. У кого-то впереди оказался огнемёт, и черно-рыжая дымная струя зазмеилась по упругой глади «реактора». Громадный водоворот закружился сильнее и быстрее, поднялись волны; коричневые пузыри, беспощадно расстреливаемые на самом краю резервуара, быстро сменили тактику, откатившись в центру сотворённого неведомыми руками «озера». Рванулись вверх настоящим гейзером. Крупных среди них почти не было. Мелочь, наподобие мыльных пузырей, какими до сих пор забавляется ребятня.
О да, я дал беглецам достаточно времени, чтобы они получили шанс. Но я не могу дать уйти всем. Я беру на себя роль Всевышнего. Я буду судить, кому жить и кому умирать. Потом мне предстоит ответить за это – может, даже и очень скоро.