Странно. Мне почему-то совсем не больно, хотя, казалось бы, поломанные кости должны немилосердно ныть, доказывая хозяйке, что она бессовестная, безрассудная, безалаберная особа, которой в этой жизни делать больше нечего было, кроме как сигать с непроверенным парашютом с двадцатиэтажного дома. А тут — ни косточка не вякнет, ни сердце не дрогнет, ни шкура не зачешется. Словно я — и не я вовсе, а нечто аморфное, у которого даже тела-то своего не осталось.