Мейр посмотрел на солнце, прищурив глаза.
Медленно кружащиеся над головой щепки вызвали нешуточное раздражение. Вот ведь… как издеваются, в самом деле! Я была похожа на таракана в патоке, отчаянно пытающегося выплыть из глубокой миски, но только глубже увязающего в клейкой липкой массе. Вот и я — вроде и бегу изо всех сил, вроде и лечу вперед, как на крыльях, но проклятое дерево ни капельки не ближе. Пространство поддается с неохотой. С трудом. Каждый шаг — как день. Каждый вздох — как год. А каждый удар примороженного чьей-то неведомой волей сердца длится столько, что уже устаешь дожидаться следующего.
— Да. Младшая. Их тут должно быть еще четыре штуки. Так заведено: один старший, это твой олень, и пятеро попроще, которые во всем слушаются старшего. Ну, и тебя, конечно. Куда ж они теперь без тебя?
— И пристукнуть его наконец за все прежние «заслуги»… мило. Действительно, очень мило. Так, ладно. А что случится, если вас совсем не кормить?
О том, что мы приближаемся наконец к месту назначения, я поняла довольно быстро. Сперва по тому, как резко загустел и почернел окружающий лес. Затем — по тому, как последняя тропинка, смутно напоминающая старую и заброшенную дорогу, уверенно свернула на восток, оставив нас отыскивать дальнейший путь самостоятельно и, наверное, даже на ощупь. Наконец, по тому, как исчезли ставшие привычными голубые сосны, а вместо них стали появляться странные, совершенно невообразимого вида деревья. Поначалу по одному-два, затем — все чаще… а когда мы перешли вброд какую-то мелкую речушку, лес изменился так резко и внезапно, что мне моментально стало ясно: хозяева здесь уже другие. И порядки, судя по всему, тоже.
«Наверное, это из-за того, что ты впустила нас в себя, — виновато признал Бер, возвращаясь в Тень. — И, боюсь, изменения станут тем сильнее, чем дольше мы будем находиться в твоем теле».