Барсук с завистью посмотрел на курильщиков. Дрыхнут себе, и всё им нипочём. Лежать бы так, уставившись в потолок с бессмысленной улыбкой, чтобы изо рта свисала ниточка слюны, а пальцы лениво разминали пахучий белый шарик…
– Я не могу так жить. Вам, европейцу, этого не понять. Пускай без секунданта! Мне не будет больно. Наоборот, я высвобожу боль, которая сжигает меня изнутри! Этот негодяй предал великого человека, который ему доверял! Отшвырнул меня носком сапога, как комок грязи! И теперь упивается победой! Я не могу видеть, как торжествует злодейство. Преступник Суга – начальник полиции! Красуется перед зеркалом в новом мундире, обустраивается в своём новом поместье Такарадзака! Он уверен, что весь мир у его ног. Это невыносимо!
– Отнюдь не глупости. Её величество имеет обыкновение записывать разговоры с его величеством…
– Он уверен, что я лежу пластом и не скоро встану, стало быть, в гости меня не ждёт. Это раз, – говорил Фандорин, орудуя вилкой. – Охраны у него на вилле никакой, он много раз говорил, что никого не боится. Это два. У меня сохранился ключ от ворот, это три. Вывод? Нынче ночью нанесу ему визит a l'angiez , то есть без п-приглашения.
Чтобы не обсчитаться, Маса собирал кучками рисовые зёрнышки. Произнесёт заклинание – отложит, произнесёт – отложит. Маленькие кучки, по восемь зёрен, соединялись в большие, состоявшие из десяти маленьких. Когда больших куч набралось одиннадцать, давно уже настало утро. Маса не спеша, нараспев, произнёс молитву ещё восемь раз. Доложив последнюю рисинку, выглянул в окно и увидел, как к воротам консульства подъезжает сияющая чёрным лаком карета, неописуемого великолепия, и запряжена целыми четырьмя лошадьми. На козлах сидел важный кучер, весь в золотых позументах и шапке с перьями.