Свет лампы падал на несчастное лицо Асагавы. Потерянное лицо, подумал Эраст Петрович, и ему сделалось жалко инспектора, для которого потерять лицо перед иностранцем наверняка было вдвойне мучительно. Однако обстоятельства требовали жёсткости – иначе пришлось бы вступать в объяснения и неминуемо лгать.
Разум же блаженствовал, потому что у Эраста Петровича снова был план, и на этот раз настоящий, отлично продуманный и подготовленный, не то что давешнее ублюдочное творение больного мозга, которое едва не стоило ему жизни. Просто чудо, что он уцелел!
Огненный бордюр из факелов охватывал дом полукругом, от обрыва до обрыва. Меж языков пламени торчали силуэты с ружьями наперевес. Туда соваться нечего – это ясно.
Под стать жилищу была и девица Благолепова, Софья Диогеновна. Говорила тихонечко, почти шёпотом. Шмыгала покрасневшим носом, куталась в выцветший платок и, похоже, готовилась всерьёз и надолго залиться слезами.
– Это да, – признал сержант, пытаясь понять, куда клонит японец.
Ещё три часа спустя вдали на дороге появилось тёмное пятно. Фандорин приложил к глазам бинокль и ахнул. Со стороны Йокогамы походным маршем приближалась целая войсковая колонна. В облаке пыли посверкивали штыки, сбоку покачивались в сёдлах офицеры.