— Быть с тобой — все равно что упрашивать: мучь меня, терзай. Задай мне жару. Ведь…
Я попытался справиться с чувством, какое испытывает самонадеянный шахматист, вдруг заметивший, что на следующем ходу его ферзя, казавшегося неуязвимым, съедят. В который раз я мысленно вернулся на несколько часов назад — может, старик правду говорил о коварстве больных шизофренией? По-настоящему хитрая маньячка не стала бы выплескивать чайные опивки мне в лицо; но маньячка дьявольски хитрая способна наспех сымпровизировать эту сцену — ради финального подмигиванья; да и тайные прикосновения голой ступни, зашифрованный спичками час свидания… он мог заметить все ее знаки, но притвориться, что не замечает.
— Достаточно, чтобы убедиться: о ней ты сказала правду.
— Неправда начинается, когда на сюжет книги натягивают действительные события. И вы это прекрасно знаете.
— Причем так, чтоб мы сами это сознавали?
— Вы по-английски понимаете? Шпрехен зи энглиш?