– Ничего. Вообще. Впрочем, может покормить червей. Если они его захотят.
– Я не прогоняю, я прошу. – Слова давались мне с трудом. – Ты уже совсем большая, лет через пять-шесть у тебя будут свои дети и ты меня поймёшь. Я никогда не смогу себе простить, если…
– Пингвин? – с интересом включилась Дана.
Я сунул руку в задний карман ближайшего трупа, извлёк набитый бумажник, вытащил пятисотрублёвую купюру и протянул Хельге.
– Тебе нельзя, – подтвердил я и добавил, обращаясь уже к Хельге: – Он просто нюхнул пробку от бутылки, для него более чем достаточно.
Через пятнадцать минут Хельга накинула лёгкую куртку с капюшоном и, цапнув сумку с учебниками, побежала в школу. Из своей берлоги выполз тощий и небритый дядя Эдик, до икоты похожий на того кучерявого артиста, что играет Клавдию Цветочек в «Новых русских бабках». Сходство добавлял ещё и тот факт, что оставшийся мне в нагрузку родственничек порой обожал переодеваться в женские платья. Он у нас реально сумасшедший, у него и справка есть, всегда носит её с собой, на всякий случай.