– Кто там? – вежливо спросил я, пока Вацлав тащил шкаф, баррикадируя дверь.
– Видишь знаменосца? У него на полотнище кабанья голова, держащая в зубах горящий факел. Это наши соседи с юга, барон Экскремергер с сыновьями.
– Эд или как тебя там… – продолжила прекрасная дампир, держа у шеи Хельги мой кинжал. – Тебя это тоже касается. Ты ведь не хочешь обезглавить собственную племянницу?
Вот, думаю, с нездорового энтузиазма бывшего бога всё и началось…
– Милая Хельгочка, не волнуйся, я в порядке! – счастливо облизнула дёсны новоспасённая. – Твой восхитительный отец спас твою сестру и подругу!
Она отвернулась, задирая нос, чтобы скрыть слёзы. А положение, выходит, сложнее, чем я думал. Моё сердце разрывалось от жалости к своему ребёнку и от ярости ко всем тем, кто обижал её, вгонял в общепринятые рамки, переделывал, адаптируя к жизни в социуме, и даже не пытался понять. Все педагоги желали ей добра, на неё делала высокие ставки завуч, с ней первой здоровался директор, ей прочили большое и солидное будущее с красной дорожкой в любой вуз.