– Труп? – одними губами спросил я у Даны, гладя Хельгу по голове.
После бурных оваций, посвящённых нашей кухонной валькирии, двое наёмников поставили пред мои грозные очи едва дышащего белого карлика с фирменным испанским именем. Пока девочки отмывали Эда и, подпрыгивая, делились впечатлениями, мы с подоспевшим Седриком слушали сбивчивые речи перебежчика.
– Ого, Седрик, респект и уважуха, вы сразу поняли мою мысль! Несчастный случай с любвеобильной грымзой – это же самое то! Ни одна полиция не докопается.
– Я бы сказал, что это весьма печальная и поучительная песня, – твёрдо заключил он, глядя на меня честнейшими глазами. В них читалась непробиваемая вассальная преданность, готовность умереть за идею и искреннее недоумение моим недовольством.
Центурион и Ребекка заняли боевые посты по обе стороны от входа, мы же втроём, обнажив мечи, пошли в логово врага. Неопрятная, грязная аура противоестественности почти сразу же резанула по ноздрям. В быту такие вещи обычно ощущаются на уровне подсознания в стерильных запахах больницы с формальдегидом морга. Тот, кто жил здесь, творил ужасные вещи. Дышать становилось всё тяжелее и тяжелее, по мере продвижения в широком низком тоннеле мы невольно старались держаться поближе друг к другу, пока не вышли в большой «зал».
– Да. Это очередная подлость с моей стороны. Но он терпелив и добр, если сумеет подойти правильно, она послушается. Если не сумеет, мы будем отскребать его от стены. В любом случае я выбрал того, кем не жалко пожертвовать…