— Сейчас мы им помочь ничем не сможем. Положат нас из этих пулеметов. Отъедем, тогда подумаем.
Экипажи бронетехники быстро скрылись внутри своих машин. Наблюдая, как красноармейцы устраиваются на броне, я осмотрелся. На поляне царило оживление. Вот по моему сигналу тронулась с места полуторка разведчиков. Установленный в кузове зенитный ДШК грозно смотрел в небо тонким стволом. Рыкнув дизелем, темно-серой глыбой сдвинулся с места КВ Скворцова. За ним последовал Т-28, дальше пристроился я. Последними шли САУ. Замыкающей шла «тридцатьчетверка» сержанта Гурова.
Вызов по рации отвлек меня от наблюдения, взяв рацию одного из убитых бойцов, которые занимали тут позицию дальнего поста наблюдения, вслушался в шум помех.
— Все бывшие пленные — строиться в колонну и делать вид, что вы на отдыхе. Все, кто в форме Вермахта, изображать конвой. Все пленные, кто с оружием, занимают позиции внутри строя и готовятся к бою. Внимание всем, мне нужны герои на поле боя, а не сейчас. Кидаться с голыми руками на стволы противника, как только что вы сделали, не нужно. Поэтому все, у кого нет оружия, при начале стрельбы падают на землю, чтобы не перекрывать сектор стрельбы. Ясно? Раненых и убитых убрать за спины пленных, чтобы их не было видно с дороги. Васильков, ко мне!
— Ты, капитан, сам подумай, ну как такому верить?! Это же нелепо!
Так шагая, мы дошли под взглядами нескольких десятков бойцов до дома, где находился телефон. В дверях я встретил капитана с эмблемами артиллериста, который, с удовольствием полюбовавшись на нас, пропустил в хату. На столе стоял телефон. Зашедший следом капитан быстро сложил и убрал карты и приказы со стола, после чего также молча вышел. Оттолкнув лейтенанта в угол и велев постоять там, я снял трубку и покрутил ручку.