На всякий случай караулы были усилены, ружья составлены в пирамиды у палаток, и все занятые в хозяйственных работах служивые оказались вооруженными. Я только голову из своего шатра высунул, а мне Апанас уже заряженный револьвер в руки сунул. Сначала оружие, а чашку черного чая уже потом.
Две женщины, замотанные с ног до ушей в китайские, изукрашенные цветами шелка, сноровисто разнесли на удивление чистые пиалы. Тоже китайские. Кажется, даже фарфоровые. На медном разносе молоко в кувшинчике, соль, сахар, нарезанное кусочками масло и обжаренная ржаная мука грубого помола. Ну и мы со Степанычем присовокупили граненую бутылку водки к этому натюрморту. Встреченную, кстати, весьма благосклонно.
А все просто! Они, эти горные инженеры, создали свою, закрытую от всех касту. Свой вуз в Питере, свои училища, где свои преподаватели учат большей частью своих учеников. Потом свои парни женятся на дочерях своих. И все со всеми повязаны. Поймай за руку одного, потяни ниточку – и на свет выползут все. То есть ВООБЩЕ ВСЕ горные инженеры страны. Начни заворачивать гайки, судить и отправлять их на каторгу – придется расправиться вообще со всеми. И кто тогда станет заведовать шахтами и плавильнями? Кто сможет разобраться в технологиях? Их просто боятся трогать по той простой причине, что обычные люди воспринимают их работу как… Как волшебство, едрешкин корень!
– Ну да, ну да… – и тут же совершенно неожиданно гаркнул во всю силу командирского голоса: – Эй, Прошка! Неси там… Ну ты знаешь…
Само собой, выпили за русско-китайскую дружбу. Очень быстро захмелевший чулышманский зайсан осмелел и, паскудно ухмыляясь, переводил сюсюканье сотника. Тайджин рыкал что-то в ответ, но мы уже никогда не узнаем, что именно. Откровенно забавлявшийся Мангдай, похоже, больше фантазировал, чем толмачил.
По сути, растянувшийся вдоль на удивление хорошо накатанной грунтовой дороги караван представлял собой три отдельных отряда. Казаки Корнилова и Безсонова отдельно, купеческая часть Гилева со товарищи – отдельно и пехота Казнакова-Цама – отдельно. На ночевках это особенно хорошо было видно: каждая часть моего сводного «батальона» разбивала свой, отличающийся от других лагерь. Случись что – и отбиваться от нападения пришлось бы по отдельности. Не знаю, почему это обстоятельство ничуть не трогало ни командиров «рот», ни штабс-капитана Принтца – вполне грамотного и разумного человека. Мне такая организация совершенно не нравилась.