Было у меня где-то письмецо от золотопромышленника Асташева. Все у старого прохиндея есть, а вот научной премии его имени – нет… Но он следующим станет. Я тут еще у Менделеева интересные новости вычитал о моих ненаглядных тринитротолуоле и гексагене.
– Я не слишком хорошо в этом разбираюсь, Николай Владимирович. О том, что происходит в Алтайском горном округе, мне многое известно, но далеко не все. Я же, в конце концов, гражданский чиновник, а не горный инженер.
Дорога тяжело ему далась. Старый судья похудел, осунулся, и седые бакенбарды стали как-то особенно сильно выделяться на лице. Словно застывшая мыльная пена… Что поделать, у меня было мало времени и множество дел. И так ради телеграммы для будущего компаньона пришлось сделать крюк – поехать из Барнаула через Колывань, а не более коротким маршрутом от Медведской на Легостаево и далее на Томск. К чести пожилого чиновника сказать, он не медлил и дня. Телеграфировал в губернскую столицу о том, что согласен с моими планами, и уже следующий день встретил в пути.
В Томь-Чумыше вода какая-то коричневая. Такая бывает в бочках с дождевой водой, что собирают дачники для полива особенно ценных пород редиски. Казалось, вот вглядишься повнимательнее в эти струящиеся глубины, и станет видно дно. И рыбу с раками.
Пока подъели запасы, пока собрали и перековали в косы, серпы, гвозди и подковы валяющееся в цехах железо. Потом приехали сторожа, перестали пускать в оставленный людьми завод, и стало совсем худо. За лето никто из мастеровых так и не сподобился распахать и засеять поля… Несколько семей, получив паспорта, уже уехали в Кузнецк…
А я молча протянул высочайшее именное повеление. Пусть попробует возражать…