– Надо костер залить, – напившись и облизав потрескавшиеся губы, сказал я. – Не дай Господь сухая трава загорится.
Я и так уже натворил много чего, томским губернаторам не присущего. Например, всерьез озаботился судьбой брошенного на произвол судьбы поселка мастеровых Томского железоделательного завода. О том, как я продовольствие для нуждающихся в Тогульском собирал, непременно уже жалобы Дюгамелю отписаны. И ведь неминуемо к нему попадут, не затеряются в пути. В Барнауле есть кому за этим присмотреть…
«Милый Герман. Изрядно же ты меня напугал своими подозрениями…»
– Да полноте вам, – вступился я за молодых евреев. – И на старуху бывает проруха. Назначили бы им урок, а унтер и исполнит… Пока же в дозор их, что ли, отправить…
В Томском жили около четырехсот мужиков, мастеровых и урочников, с семьями. Было еще с десяток трактовых кузнецов, четыре семьи охотников и полсотни извозных. Всего примерно две тысячи, если считать с бабами, детьми и стариками. Осенью прошлого года приезжал из Барнаула горный чиновник, выписавший бумаги на вольные. Причем большинство, к вящему их удивлению, было записано в крестьянское сословие, и им отписали по десятине земли. Только мастеровые и в огородах-то мало копались, переложив все заботы об урожае на женские плечи.