– Простите. Оговорился. Меня. Конечно же меня. Поверьте, я совершенно не имел намерения выставлять себя напоказ. Передать лавры спасителя цесаревича вам с Петром Георгиевичем было бы лучшим исходом.
В итоге Петр Данилович убивал даже не два, а целых три зайца! Во-первых, конечно же приобретал рабочую силу для угольных шахт. Мало у нас пока людей. Можно годами зазывать работников, и то нужного количества не наберешь. На золотые прииски гораздо проще артельщиков собирать. На зов «золотого тельца» и сами люди идут. А тут дело относительно новое.
Странно как-то все. Странно и неправильно. Пятьсот здоровых, сильных мужиков за лето не сподобились озаботиться пропитанием для своих семей?! Да посади они весной соток по тридцать – сорок той же картошки – и всю зиму можно пузо на печи чесать, ни о чем не задумываясь. Здесь же ни колорадского жука, ни проволочника поди еще не водится. Урожай дай бог каждому получился бы. Неужто их кто-нибудь за вскопанные пяточки наказывать бы стал?
Хотел добавить: «Мне еще с быдлом разговаривать». Но не стал. Не понял бы никто моего сарказма. Не могут здесь еще к человеку относиться так, как он этого достоин, а не в соответствии с тем, какое положение занимает. Один я здесь такой. Неправильный.
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)
Здесь – палец с неровным грязным ногтем ползет на запад, туда, где Томь изгибается турецкой саблей, огибает крупнейшее в Западной Сибири месторождение известняков, – точно посередине между Починком и Балахнино в конце века должна появиться станция «Тайга». Проклятие убитого Транссибом Томска. Ненавистная разлучница и основание пуповины – тоненькой ниточки тупиковой ветки, связывающей великую магистраль с некогда гордой столицей обширнейших земель. Жалкая подачка, брошенная выскочкой Новониколаевском губернскому Томску.