– Позвольте, Герман Густавович, я запишу имя этого великого ученого, – приготовив обрывок какой-то бумажки и карандаш, снова принялся домогаться меня врач. – Того, что открыл эту… кислоту и ее влияние на жизненные процессы.
На железных, густо смазанных дегтем петлях, в которые продевался запирающий брус, замка не было. Так что ничего ломать не понадобилось. Деревяшку аккуратно отставили в сторонку и легко распахнули ухоженные створки.
Так и влетели с десятком конвоя и пленным китайцем в узкие переулки неряшливо застроенного сезонного поселения.
Окна выходили только на две стороны. В третьей стене была дверь, а четвертая, совершенно глухая, смотрела на заводской забор. «Мертвых зон» оказалось достаточно, чтобы полностью обложить строение, не подставляясь под дурную пулю. А вот выходить из своей крепости на скорый, но справедливый суд стражники не торопились.
На той же карте, начиная от Хабаровки и до Катуни, вдоль тонкой ниточки строящегося тракта появлялись отметки, начертанные рукой горного инженера Матвея Алексеевича Басова. С надписями, разъясняющими суть значков. Большей частью это были выходы известняка и удобные места для заготовки сланцевых кирпичей. И лишь одна точка заинтересовала меня особенно – черный квадратик с пометкой «графит». Сразу вспомнился карандаш с надписью «карандаш» на немецком. Так сразу себе и представил пишущую палочку с тиснением «АК-74». «Алтайский карандаш – 1874», конечно. Не автомат же.
Впрочем, Гера не успел пристраститься к этой разрушительной привычке, в чем я целиком и полностью его поддерживал. Так что пришлось главе политической разведки страны травить себя никотином в одиночестве.