– Что я – амбань многих земель и народов. Включая и ту, где мы сейчас находимся. И что я получил эту должность из рук самого высокого императора. Еще скажи ему, что солдаты, с которыми я пришел посмотреть южную границу своей земли, – это моя личная охрана, а не вся имеющаяся армия.
Нужно сказать, что я, со своей новой шпагой, пользовался на балу повышенным вниманием. В первую очередь, конечно, из-за того, что вообще явился с оружием, и уже потом – благодаря яркому цвету орденского темляка. У того же Фрезе на мундире присутствовали ордена и Станислава, и Анны, и даже Владимира – все рангом куда выше моей несчастной «клюковки». Только ее, мою ненаглядную, дают за воинские подвиги, а свои звезды горный начальник получил, исправно делясь награбленным из государевых карманов.
Мне оставалось только расслабиться и получать удовольствие, ежедневно изучая отчеты Варежки о предварительных результатах расследования. Десятого октября, в субботу, я выписал предписание майору Васильеву, командиру десятого Барнаульского батальона, выпустить всех арестованных и содержащихся в казармах поляков и туземных мещан. Всех, кроме полоумного Бутковского. К вящему моему удивлению, этот двадцатилетний молодой дворянин с разумом пятилетнего ребенка оказался причастным к поджогам. Единственный из всех, горной полицией арестованных.
Из всех зятьев дела наделавшего перед смертью долгов золотопромышленника рискнул принять только Цибульский. Со службы он уволился и отправился в Мариинский округ принимать хозяйство.
Бывший приказчик с пьяных глаз похвалился в кабаке, что спалит усадьбу ненавистного купчины. Естественно, собутыльники идею морально поддержали и даже помогли отыскать смолы и подсказали, где взять пару охапок соломы. Грубо говоря, пьянчужку взяли на «слабо». Кстати сказать, выдали его дознавателям те же самые… гм… господа.
– Тем не менее! – воскликнул Александр Ермолаевич. Я напрягся. – Еще раз настоятельно рекомендую удалить неблагонадежных ссыльнопоселенцев с земель Кабинета…