Приказчик раскладывал на прилавке кольца самой дорогой краковельской колбасы, которой хозяин лавки весьма гордился, ибо каждый год на ярмарке именно его краковельскую отмечали государевой золотой медалью за аромат и вкус.
Гавел кивнул: видал. Ему многие уродства видеть доводилось.
— За батьку своего переживаешь? Плюнь и разотри. Дрянь, а не человек. Гнилой. И братец твой не лучше, который меньшой… еще тот поганец…
Гавел закрыл глаза, пытаясь притвориться, что все еще скорее мертв, чем жив… с одной стороны, конечно, радовало, что князь вовсе не нежить, а с другой… бить будет. Это Гавел осознавал ясно, всем своим привычным к подобному повороту дела организмом.
Купчиха неодобрительно покачала головой… что именно она не одобряла, впоследствии узнать не удалось.
— Скажи ей, что я не могу больше ватрушки есть! Надоели… я шанежков хочу…