— Да, — упрямо повторила Евдокия и, сбив с его рукава несуществующую пылинку, добавила: — Тебе и делать-то ничего не понадобится… всего один снимок… пять минут работы!
— Живой, живой, — разрешил сомнения Аврелий Яковлевич. — Давай, я приподниму, а ты штаны стягивай…
— Матеуш, — холодный маменькин голос выдернул из размышлений, в которых Матеуш объяснялся уже не с родителями, но со старшим актором познаньского воеводства, обезумевшим от страсти, — ты…
Но ушла, унося осколки разбитых мечтаний.
Это прозвучало обвиняюще, и, пожалуй, в день другой Евдокия, быть может, усовестилась бы.
— Что ты со мной делаешь? — Его шепот тревожит ночь.