Ну и четвертое. Было у Дмитрия сильное подозрение, что клан Шуйских не справится с отцовским поручением. Не по злому умыслу, нет!.. Просто, что Петр Иванович, что Иван Андреевич с малолетства были «заточены» под дела воинские, а никак не организационно–хозяйственные. В отличие от них у Федора Ивановича Скопина—Шуйского такой опыт был в превеликом множестве — почти восемнадцать лет его набирался в своих многочисленных имениях, находясь в ссылке да под внимательным надзором. Вот и получается, что из тройки князей один будет работать головой, а двое — языками. Кстати, в опалу Скопин—Шуйский попал в аккурат после того, как государев опекун Андрей Шуйский был растерзан псарями. По прямому указанию самого опекаемого, пронесшего подсердечную ненависть к своему «наставнику» сквозь всю свою жизнь.
«Да что же такое, валяюсь, как древняя развалина!»
— Ш-шш!.. Не надо слез. Просто запомни — ты МОЯ драгоценность.
— Прошу прощения, ваше величество, за мой внешний вид. — Он говорил, не спуская с королевы взгляда, под которым ее величество вдруг зарозовелись. — Признаться, я не рассчитывал на подобную встречу…
— Проявляю хорошее воспитание. — Он пересек лужу, весело шлепая по ней ногами, поднимая тучи брызг и явно получая от оного действа преогромнейшее удовольствие. Поставив Евдокию на другом конце лужи, Себастьян сунул ей зонт. — Мне матушка говорила, что женщины — создания слабые, о них надобно заботиться…