— Каждую детальку пометить особливо. Затем станки разобрать. Два дня тебе на все.
Выпрямившись после поясного поклона, царский шурин (самый старший из четырех) тут же еще разок утрудил спину, легонько обозначив свое уважение и десятилетнему наследнику великого князя. Надо сказать, что род Палецких, несмотря на столь удачный брак с представителем правящего дома, никогда своим положением особо не кичился, да и вообще — в сварах, обычных среди родовитых семейств, участвовал мало. Возможно, если бы младший сын великого князя Василия Ивановича всея Руси не был от рождения немым и юродивым, они бы себя и проявили во всей красе… Заодно разделив участь еще одних царских родственников, князей Старицких — кои всегда были как под негласным присмотром, так и под вечным подозрением. Но коли уж все сложилось так, как сложилось, князья Палецкие в дела государственные не лезли, место свое знали, и великому государю частыми просьбишками не докучали, целиком и полностью сосредоточившись на верной службе и управлении вотчинами слабоумного угличского князя.
— Позволь спросить, Петр Иванович, кто этот отрок, столь похожий на тебя лицом?
Внутри палаты выглядели заметно лучше, чем снаружи: росписей по штукатурке конечно не было, но побелка, обильная резьба по дереву и прочие мелкие радости деревянного зодчества присутствовали в полном объеме. Как и еще один мелкий родственничек мужеского пола, с довольно неприятным на слух именем Протасий.
— Сильно писцы монастырские досаждают? Нет ли препон, не утесняет ли кто и дело печатное?
Мальчики послушно заработали небольшими резными ложечками, ощущая на себе ласковый и одновременно печальный отцовский взгляд. Правда, больше всего царь глядел на своего старшенького, при том отгоняя от себя разные невеселые мысли. Не раз и не два доносили ему, что наследник не по годам разумен да серьезен, про высокомерие его к сверстникам да сродственникам (Захарьевы на то особо жаловались), про необычайные, чуть ли невозможные для отрока его лет успехи в науках разных, шептали о странностях старшего из царевичей… А он смотрел на него, до ужаса напоминающего ликом своим покойную лебедушку-Настеньку, и вспоминал себя. Когда отравили мать его, государыню Елену Глинскую, ему ведь тоже было всего восемь лет, а братцу Юрию и того менее. Во время своего сиротства ему с братом пришлось испытать на себе и пренебрежение бояр — «опекунов», и обидные унижения, и даже голод с холодом — а его Митеньке довелось еще до своего восьмилетия побывать на смертном одре, и только чудом божиим выздороветь. Вот и получается, что и у отца, и у сына детство кончилось одинаково быстро…