— Как же это, царевич–батюшка? Что же мне теперь, и не побаловать себя?
Всем, кто находился в застенках Разбойного приказа, от катов в кожаных фартуках и до самих притихших «постояльцев», было отчетливо видно, сколь сильно мутит десятилетнего мальчика.
Всадники опять перекрестились, на сей раз обойдясь и без снятия своих отороченных мехом шапок.
«Ну что, пришла пора тиранить мастеров–литейщиков?».
А тот, о ком он упомянул, отделившись от нестройной толпы подростков, как раз направлялся к ним. Нет, внешне он был почти неотличим о своих сотоварищей по забаве (разве что ростом немного поменьше, но таких как он было еще четверо): блестящий на солнце шлем, на руках толстые перчатки, испачканная и чуть-чуть надорванная повязка на правой руке… Зато неуловимо изменившаяся походка выдавала старшего из царевичей с головой — потому что он не шел, а шествовал, моментально притянув к себе взгляды всех присутствующих.
— Что случается с катом, если он дозволяет пытуемому умереть?