— Да, батюшка. Бумага же сия суть роспись Посольского приказа, с указанием чинов и обязанностей всех тех людишек, кто в нем служит. Вот на самом верху думной дьяк Иван Висковатов. Рядышком, но чуть ниже, его товарищ. Под ними семнадцать подьячих, у каждого по три писца, здесь отдельно указаны толмачи…
«Бедный малыш! Как же ему было страшно и одиноко! И тоскливо, когда он понял, что даже всесильный отец не может заставить лекарей вылечить его. Он… Медленно умирал? Потеряв интерес к жизни и окружению, лежал с закрытыми глазами. Вот и причина серой хмари — сильная травма, а еще боль, тоска и отрешенность».
Пребывая все в том же отстранении, он откинул резную крышку и подцепил кончиками пальцев два браслета: узкий женский и широкий мужской, набранные из полированных пластинок темного как ночь нефрита, оправленных в серебро низкой пробы.
Судя по тому, как жестко изогнулись губы пока еще не Грозного царя, некоему лекарю придется сильно постараться, чтобы сохранить свою никчемную головенку на плечах. Быстро перецеловав все свое потомство, в том числе и то, что провело всю службу на чужих руках, напоследок он потрепал старшенького по щеке.
— Да как хочешь! Только в голову да в низ живота ногами бить заповедано, в глаза ничем не тыкать, ну и лежачего не трогай… Ежели он без мяча. Запомнил?
— Не иначе за грехи наши Господь послал нам такое испытание!.. Много народу погорело?