Родовитые зрители представлением тоже впечатлились, причем так сильно, что Дмитрий буквально «оглох» от всплеска чужих эмоций: радость и недоверие, довольство и опаска пополам с неприязнью, облегчение и подсердечная злоба…
— Великий государь собирается учинять вторую аптеку, для московского люда. Заведовать ей будет докторишка иноземный, а травы разные да все прочее с Аптечного приказа получать.
— Стой! С благодарением Господу нашему, прибыли.
А две бутылки сорокаградусной так и не пригодились. Пожилой «экстрасекс» с повадками матерого садиста поил его по утрам и вечерам такой отвратительно ядреной гадостью (называя ее настойками и отварами), что голова и без всякой там водки шла кругом, а уж сознание вырубало — куда там сорокаградусной!.. Кстати, вредный старикашка и сам своей отравой не брезговал, отчего всего за две недели налился румянцем, слегка поплотнел телом да и в резвости заметно прибавил. И все бы было хорошо, если бы…
Хозяин горницы и дома немного помялся, затем плюнул на все и признался в своей временной финансовой несостоятельности: занятый спасением жизни сына, он изрядно подзапустил дела торговые, со всеми вытекающими из этого последствиями. В ответ, перед ним легло чуть поблескивающее на свету колечко, выточенное из светло–золотистого янтаря. Одним лишь взглядом испросив разрешение, Тимофей подхватил кусочек застывшей смолы, поднес к глазам, разбирая малые буквицы, выгравированные на внутреннем ободке…
Глаза двенадцатилетней сироты подозрительно заблестели.