Я побледнела. Все восемь человек в маленькой очереди, включая камуфляжного охранника-продавца смотрели на бушующее негодование, источающее законодательно-воспитательный инициативизм.
Сидящий в уголке молодой человек так на меня посмотрел, что фактически вынес мне приговор о расстреле. Но отступать было не куда. Я со счастливым выражением лица, рассказывала о преимуществах жизни вне Украины: пенсия — фсе! шахты — фсе! еда — фсе! свет, газ — фсе! Зато много незнакомых дружелюбно-постреливающих военных и полная путенизация.
Они у меня из Полтавы. Приехали на Донбасс спасаясь от голода. Дедушку после плена (он попал в плен контуженный, из плена освобождали американцы) очень прессовали:допросы, проверки, бросали в подвал на неделю без воды и еды. В колхозе, куда он вернулся после войны и его ждала Маруся (моя бабушка) людям, чтобы не бежали от голода, не выдавали паспорта. Они решились на побег в Донбасс, сюда принимали всех, без паспортов. Так здесь появилась моя семья, родилась мама.
Она посмотрела на меня, и подвинулась ближе. В подвале было сыро и паутина, и мрачно.
А радостные журналисты будут переживать: все ли жители Донбасса успели набрать воду в вёдра, и электричество из молний.
Ну, мы такой помощи рады, потому что до этого из России присылали снаряды и ГРАДЫ , а они нам не нравятся.