В городе, чуть бахнуло — все в подполье, да и цены ломить начали, мол, страшно за товаром ездить, а наши, цены держат, под запись до пенсии и зарплаты людям дают, говорят, мы же одна семья, поселок, должны вместе держаться. И тут на днях с утра пораньше, подвалило в наш поселок счастье негаданное, освободительное из полей приграничных набежавшее.
-Та ты шо. А шо ж давали? Та кажуть усе: і гроші, і їжу, і водку, і кастрюлі...
Пока стреляли и нельзя было выехать торговать молоком, Маришка говорит, — у меня даже утки молоко пили. Сейчас, она с мужем дружно управляются с огромным, доставшимся ей от «убеженцЕв», хозяйством, зарабатывает на продаже молока, овощей и мяса, кормит, обездоленных кошек и собак, оставшихся на хуторе. Помогает старикам, завезла в хутор лекарства, вспомнила о когда-то полученном медсестринском образовании. И молит Бога, чтобы все, на кого она работала за копейки, никогда не вернулись из России.
Последний скот у людей уводили под дулами танка, так как автоматы на народ не воспроизводят должного страха, и автоматчики по одиночке и даже небольшими группами уже стали пропадать в степи, не доходя до мест своей дислокации.
Часть очереди моментально выздоровела. На лицах появился жизнеутверждающий румянец, а медицинские пакеты быстро растворились в недрах сумочек.
- А ты все п…шь. Я тебе по…дю, Россию, ей, б…ть, подавай. Ни еды нормальной, ни зарплаты, пиво — моча, водка — ху…ня, колбаса — шо памперс использованный, люди-говно. Завтра на коленях, б…ть к начальнику поползешь, шоб на работу взял….