– Кончай материться, – сказала, наконец, девушка. – Надоело.
– Конечно. Потому я тебе и сказал об этом. Я стал старше, стал иначе воспринимать многие вещи. Некоторые – более критично, некоторые – более терпимо… некоторые просто стал принимать как закон природы. Ненависть остыла. Осталась привычка. Я привык к этим людям, с которыми работаю, к этой жизни, которой живу, к этой вечной битве, которой не видно конца. И поскольку мне по-прежнему некуда идти и нечем больше заняться, я продолжаю эту битву. Но мне становится страшно при мысли, что я доживу до победы, и, когда эта битва закончится… что я буду делать тогда? Морено вернется в свою деревню, Рохо вернется в свою мастерскую, Рико снова пойдет воровать, Торо… ну, ему тоже есть куда вернуться. И даже Амарго… тоже. А какого хрена буду делать я? Кому я нужен? Что я полезного умею? В армию идти? Воинской дисциплиной я уже сыт по горло. В разведку меня никто не возьмет с таким букетом особых примет. Да и не нравится мне это. Останется только достать пистолет и отметить победу праздничным салютом в висок…
– Я с полным на то правом мог бы заявить, что в настоящий момент живу с шестью, но не буду ловить тебя на слове. Если начнут, тогда и будем думать. В конце концов, я могу тебе просто приказать, и на том закончить этот глупый спор. А я тебя уговариваю, как маленького.
– Чтобы тебе было понятно, Лаврис – это та же Камилла, только в штанах и с бо-ольшим членом.
– Причем подлинник, – заметил король. – Азиль, ты помнишь эту картину? Или тогда ты уже не была с ним?
– Если ты приведешь мне хоть одну приемлемую причину, почему ты не хочешь выполнить мою просьбу, я от тебя отстану. Если же ты просто не хочешь, будь добр, не капризничай.