Давайте смотреть реально: если бы пиндосы не договорились с русскими на самом высоком уровне, чтобы инцидент с городским бунтом замять вплоть до полной информационной блокады и стирания любых следов из Интернета, Кен Маклелланд сейчас был бы звездой в планетарном масштабе.
В город было два въезда с трассы, и возмущенная общественность перекрыла оба. А чуть позже встала и на ключевых перекрестках, еще не блокировав движение, но сильно его ограничив. Заглядывали в каждую машину — чтобы никто лишний не просочился, так сказать, огородами. Полиция вяло уговаривала народ не поддаваться на провокации и ждала подкреплений.
А еще они, твари, все стучали друг на друга и на нас. Мелко и противно ябедничали.
Но вот шутки шутками, а действительно не у кого узнать, почему все так странно и непонятно. Маклелланд-старший отмолчится хотя бы в воспитательных целях, он любит подбрасывать младшему задачки, и пускай тот сам барахтается: глядишь, все-таки менеджером вырастет. А к кадровику приставать, чего он тут развел драму и комедию, совсем нелепо. Ему на глаза лишний раз лучше не попадаться. Не дай бог припомнит, как мы блин воровали, и как все тогда ржали над нами, и Дон Маклелланд, утирая слезы, приказал: в порядке исключения — забыть этот случай, а то парней из школы выгонят. А кадровик в порядке исключения — вспомнит и подумает, что таких балбесов надо увольнять с завода, пока они не устроили из театра цирк. А то вдруг мы унитазы или табуретки потащим через забор, чтобы доказать пиндосам непобедимость русского народа.
Хмурыми и недобрыми веддеры стали попозже, когда темп работы возрос, порядки изменились к худшему, а печенье осталось то ли сладким воспоминанием, то ли несбыточной мечтой. В любом случае оно нарушало технику безопасности. Как ни странно, Кодекс корпоративной этики оно впрямую не подрывало — там о печенье не было ни слова.
Меня бы волновало, что все ужасно и ничего не сделаешь.