По Михалычу сразу видно, что у него нет амбиций. Думал, и у меня это на лбу написано. Я на заводе временно, я рисую вообще-то! А они не заметили. Или просто у страха глаза велики.
И зашагал дальше. А веддер, оставшийся без напарника, поднял его перчатки и молча протянул их Рою.
— Да чего вы, ребята… Ну… Это же не трагедия.
— Заодно усилитель мне перекинете, — сказала Трушкина. — Вам это раз плюнуть.
— Вы не понимаете, — сказал Кен. — Я не поеду.
Никогда, ни разу кадровик не просил Михалыча ни о чем сомнительном. Ни проследить, ни подглядеть, ни даже рассказать что-то. Он был рядом, хотя и держался поодаль, этот смешливый дядька, всегда готовый над тобой приколоться. Чувствовалось его присутствие в твоей жизни. Раз в месяц пройдет мимо и подмигнет — уже достаточно. Все на заводе побаивались кадровика и уважали его, даже, говорят, пиндосы. Михалыч не боялся.