Народу в душу плюнули. Он привык воображать, что особенный, — а чем ты особенный, если тебя хотят заменить гастарбайтером. Одно слово, что ты русский, а на поверку такой же деревянный, как любой чурбан. Во всяком случае, пиндосы так считают.
Уже смеркалось, и я врубил дальний свет, чтобы было страшнее.
— Если о «программе лояльности» узнают, город взорвется.
— Наконец-то! — воскликнул он. — Я все ждал — ну когда вы этого Малевича отправите заборы расписывать. А вы терпели, терпели…
С хорошей командой можно перетерпеть что угодно — перешутить, пересмеяться, перенаплевать, наконец. И даже случись на веддинге плохая команда, рядом со мной трудился Михалыч, неисчерпаемый источник здорового пофигизма. Ну и вариант наплакаться в жилетку Кену никто не отменял.
— Да ты что! — отец рассмеялся. — Он пару дней назад сам этот Кодекс сдавал, версию для начальников, такую продвинутую, будто в масонскую ложу вступаешь. Потом звонил мне и ругался. Вспоминал старые добрые времена. Он только рад будет поставить офигевших пиндосов на место.