— Всем… то есть всей роте… или батальону… точно не знаю, сэр. — Он на мгновение задумался. — А, впрочем, Сперли из второй бригады говорил, что они ему тоже звонили, — тогда, наверное, всей дивизии.
— Вы его прекрасно знаете. Конечно, я отпущу Иисуса.
Дома они набросились друг на друга с такой жадностью, что Филипп сразу понял, что все это время у Ташки, так же, как и у него, никого не было…
— Не волнуйтесь, Ваше Высочество, все будет хорошо.
— В Чечне тоже, как бы это ни называлось. — Он немного помолчал, словно размышляя, стоит ли говорить об этом, и, решив, очевидно, что стоит, продолжал: — Понимаете, мальчики, все войны — преступны. Всегда и везде. Поэтому они и приносят людям столько горя. Все дело в том, что никто и никогда еще не смог ее избежать. Нация, которая отказывается платить за свою безопасность жизнями своих мужчин, страна, где мужчины начинают прятаться за мамкины юбки, справки из психушки и черт знает что еще, вскоре начинает платить сторицей, и уже жизнями не только мужчин, но и женщин, детей, стариков. И если вы настоящие мужчины, то всегда будете против такого размена… — Он замолчал и нахмурился. — Ладно, идите спать. Завтра у вас начинается тяжелая неделя.
— А ты подкачался. Какой курс, Эй-бо или Кан-тей-кабан?