— «Их деяния отныне подлежат суду согласно законам империи. Никому из членов ордена впредь не дозволяется разбирать дела либо выносить решения в суде».
Поэтому я направился к подножию Крути и нашел небольшое кафе, обслуживавшее благородных господ. Я истратил одну из своих драгоценных монет на кружку шоколаду и место у окна с видом на галантерейную лавку напротив.
— Любезность — привилегия мудрых, — нашелся я. — Стало быть, это ваша мудрость делает вас любезным.
— Эге-гей! — глухо донесся снизу голос мэра. — У меня все!
— Это верно, — сказал я. — Но, как бы то ни было, у меня странная ситуация с финансами…
— По правде говоря, я никогда не верил, что ты опустишься до наведения порчи, — сказал я. — Я был абсолютно уверен, что это не ты. Но все твердили, как ты опасна. Рассказывали ужасы всякие. И когда ты отказалась показать мне мою кровь…