В ответ я только улыбнулся своей самой обаятельной улыбкой. Я ведь уже сказал ей, и сказал правду: я был не благородный человек. Я был вор.
Да, это были дурные воспоминания, но за прошедшие годы я столько раз вытаскивал их и вертел в голове, что они сильно притупились. Я помнил тон и тембр голоса Хелиакса так же отчетливо, как голос своего отца. Я без труда мог вызвать в памяти лицо Пепла. Его ровные, осклабленные зубы. Его светлые вьющиеся волосы. Его глаза, черные, точно капли чернил. Его голос, пронизанный зимним холодом, и его слова: «Чьи-то родители пели совсем неправильные песни».
И, проваливаясь в сон, я подумал о том, что сказал бы обо мне отец.
— Нет. Только что вспомнил. Я заболел задолго до того, как Кавдикус принялся меня пользовать.
— А что создает хорошую связь? — спросила Денна.
Он расхохотался своим мальчишеским смехом и указал на нее обеими руками.