— Сто солидов за лошадь, — оборвал его словесный понос.
Скиф жадно припал к фляге, сделал несколько больших глотков, поперхнулся и закашлял. С обоих углов рта потекли по подбородку красные струйки, то ли вина, то ли крови.
С Тендры я вернулся в балласте в Херсон, где пополнил экипаж до четырнадцати человек. Из старых остались Хисарн, Агафон и Пифодот, Мила в качестве кока и ее сын юнгой. Взял еще четырех греков «чистыми» матросами, матросами-охранниками двух готов, Гунтериха и Аргаита, сыновей Гунимунда, и Сафрака по его просьбе. Мы с ним не то, чтобы сдружились, поскольку он всегда держал дистанцию, подчеркивая разницу в социальном статусе, но привыкли друг к другу. Я взял его с удовольствием, чтобы не растерять за навигацию приобретенные навыки фехтования. Четырнадцатым был освобожденного из плена сына хозяйки, продавшей мне ферму. Звали его Вигила.
Почему? Наверное, это может снизить цену.
— С божьей помощью, — ответил я с улыбкой атеиста. — Завтра покину город с сотней добровольцев, высадимся в тылу у тюрок…
Он сразу спрятался за щит, из-за которого и полились дальнейшие оскорбления и угрозы выгнать меня немедленно. На всякий случай Моня еще и отъехал за кибитку, а потом и вовсе ускакал.