— Хисарн снимал с него этот пояс, — сказал я, кивнув на сопровождавшего меня гота.
Я зашел в свою комнату, переоделся в рубаху лучника и штаны его жертвы. Сверху надел кольчугу. Размер был великоват, можно было поддеть под кольчугу толстый ватный халат, чтобы смягчал удары. Тавру она была до коленей, а на мне — выше их сантиметров на десять. Внутри шлема был стеганый подшлемник, который плотно прилегал к моей голове, как будто на меня сшили. Я надел портупею с мечом, опоясался. Попробовал быстро выхватить меч, но плохо получалось: слишком длинный. Пока не додумался наклонять ножны левой рукой и вынимать меч не вверх, а вбок. Он был не широкий, но тяжеловатый. И вроде бы острый. Щит показался мне легче меча, но и он весил не меньше трех килограмм. Итого на мне было килограмм пятнадцать. Интересно, долго ли я смогу таскать такую ношу?!
Интересно, а чтобы она делала, если бы не продала? Ждала следующего налета, когда отберут и продадут в рабство оставшихся детей? Но она поверила в то, что хотела. Переубеждать бесполезно. Женщины искренне верят во всё эмоциональное. Это сухие цифры им кажутся нереальными. Особенно ценники на красивых шмотках.
— Ты пришел по поводу оливкового масла? — спросил дукс.
— Он может идти, куда хочет, — ответил я. — Только больше не хочет. У него жена появилась.
Остаться никто не захотел. Погрузили их в трюм, оставив открытым люк. Тесновато там, конечно, было, но солдат на то и солдат, чтобы стойко переносить лишения. Потерпят неполные сутки. На палубу разрешил выходить посменно по десять человек. Шли курсом бейдевинд при свежем бризе. Возле Тарханкута, как положено, легонько потрепало. Часть добровольцев не только отказалась есть, но и вернула съеденное ранее.