Пока мы с ним торговались, остальные лавочники и мастера, переговариваясь через улицу, обсуждали чудаковатого чужестранца, который покупает еще более чудные вещи, понапрасну тратя большие деньги. Чужестранец — что с него возьмешь?! Потом их внимание переключилось на процессию, которая продвигалась в сторону центральной площади. Впереди ехал Оптила и два десятка его конников. За ними везли на мулах, задом наперед, с выбритыми наголо головами и завязанными сзади руками, моих разбойников. На лицах обоих был полнейший пофигизм. Как я понял, в эту эпоху довольно пренебрежительно относились к жизни, и не только к чужой. Замыкали шествие десятка три пехотинцев. Ну, и ватага мальчишек, конечно, и толпа более взрослых зевак.