— Не нравятся, походи по базару, найди лучше, — посоветовал я.
Несколько человек из его отряда ходили со мной на утигуров, но Оптила то ли постеснялся, то ли не захотел идти в подчиненные. Видимо, сомневался в моих командирских способностях.
По прибытии в Херсон я решил не продавать весь скот. В тоже время не хотелось содержать его много во дворе. Да и летом в городе напряжно жить из-за вони. С наступлением холодов она не доставала, разве когда ветер дул на нас со стороны рыбного рынка. Я сходил в гости к Келогосту. Принес им в подарок немного перца.
Вскоре стали видны шатры утигурского стойбища. Они были похожи на стога сена, которые крестьянин расставил слишком близко. Ни людей, ни животных различить пока не удавалось. А вот нас увидели, или услышали, или почуяли. Гавкнула одна собака, затем другая, третья — и вскоре вся собачья рать залилась в тревожном лае. Я ударил коня шпорами, разгоняя его, переводя на рысь. Такой аллюр медленнее галопа, зато легче держать строй. Да и конь не выдохнется раньше времени. Груз ведь у него не легкий. За стуком копыт теперь не слышен был собачий лай. А может, у меня, как обычно в бою, отключилась большая часть звуков. Еще я слышал звяканье щита о наколенник левой ноги, да кольчужная бармица с тихим скрежетом терлась о чешую на груди, плечах и спине. Она закрывала мое лицо почти до глаз. Зато, высунув язык, мог попробовать ее холодный металлический вкус. Первое время меня прямо черт дергал лизнуть ее.
Привыкли авары, что страшнее их нет никого на этой территории, расслабились, забили на службу. А на войне дисциплина — лучшее лекарство от смерти. Но только на войне.
— Ложимся спать, — говорю я своим сотрапезникам.