Глянув на Поля, я велел ему раздеться, растереться спиртом, закутаться в спальник, пристегнуться к койке и лежать там, никуда не рыпаясь, а сам отправился в рубку.
С полутора километров было не слышно, как они работали, но зато хорошо видно подробности взлета. Сейчас дядя Миша не стал четко разделять его по операциям, как в предыдущий раз. Вот заднее колесико оторвалось от земли, но фюзеляж еще не успел принять горизонтального положения, как хвост пошел вниз и самолет начал набирать высоту. В этот раз майор поднялся метров на пятнадцать, покачал крыльями, потом сделал что-то вроде змейки, улетая в стороны метров на пятьдесят. Затем, когда я уже начинал беспокоиться, не пора ли садиться, «Шаврушка» опустила нос, над самой полосой выровнялась, плавно опустила хвост и села на три точки. Пробег закончился метрах в десяти передо мной, майор выключил движки и не очень ловко выбрался из кабины.
Быстро выяснилось, что древесины особо прочных пород, наподобие хендерсонских красных деревьев, тут нет. Но все-таки имелось что-то вроде бука, которое по-местному называлось «пау-ану». Я назвал это дерево платаном — по созвучию и из тех соображений, что очень смутно представлял себе, как может выглядеть настоящий платан.
— С девушками тоже понятно, — кивнул я, — пусть плывут со своим ненаглядным Мариком. Но ведь если мы сейчас не возьмем больше никого, то как в следующий раз определим, кого стоит брать, а кого нет? Вряд ли две девушки и одна семья из дальней деревни смогут нам много рассказать про здешних жителей.
Но все-таки кое-какие возвышения, порядка тех самых двух метров, тут были, и у ближайшего из них росла небольшая одинокая пальма. К ней я и двинулся, решив, что раз уж она там растет, то, наверное, хорошо закрепилась корнями, коли ее не сдуло во время штормов, которые здесь просто обязаны иногда случаться. И, значит, палатку надо ставить рядом с ней, используя ствол как основной узел прочности.