Я долго не могла отделаться от мыслей об Акре, о моем муже, и обо всем, что между нами произошло. Какая-то неясная тревога не давала мне покоя, и в то утро у меня буквально все валилось из рук. Начала вышивать — уколола себе палец, и капля крови упала на фигурку рыцаря, готовящегося к схватке с драконом. Я не успела вышить его левую руку, а теперь получилось, будто он ее уже лишился… Пыталась читать, но «Слова» Григория Богослова навели на меня такую тоску, что я закрыла книгу. Принялась за письмо Джоанне, но смогла вывести лишь пару строк… Странный сон будто сообщал мне что-то, чего я не в силах была понять. А моей дорогой Джоанны не было рядом. Вот уж кто мог бы мне помочь, да и просто выслушать, наконец! Ну что ж, в такие минуты остается только ждать, когда все уладится… так или иначе. А ждать я умею — мне к этому не привыкать.
…Королева-мать оказалась дамой, исключительно приятной во всех отношениях. Она не лезла в управление страной, не обременяла меня бесконечными советами, не демонстрировала своей власти моим друзьям-товарищам и почти не требовала материальных затрат. Собственно говоря, единственным советом, полученным от нее, было: не давать свою королевскую мантию кому попало — не так поймут!
Итак, отделавшись от сопровождения, я выбрался в город. Ну пойдем-ка прямо. Пока улица не завернет…
— Родная моя, береги себя. Я очень-очень беспокоюсь за тебя и очень-очень жду твоего возвращения.
…Через пятнадцать минут напиток, отвратительно воняющий кислым молоком, готов. Это результат труда многих и многих, но сделала его Бетси — добрая душа! — которую, спасая мое высочество, выловил и притащил откуда-то Джон. Бурда перелита в серебряный кубок, установленный на серебряный поднос и — можно идти к Маше…