Тамплиеры подскакивают, словно каждого из них ужалила пчела, а может быть — и две.
— Все как-нибудь образуется, дорогая моя, поверь… Господь укажет тебе верный путь! — я ласково треплю ее по щеке и собираюсь уходить. А на душе от собственного лицемерия еще тяжелее, чем раньше. Потому что знаю — никуда ей не деться, и она так и проживет всю свою жизнь в этой обители, вспоминая о родном доме и плача по ночам.
— И куда твой бог смотрел, когда все это творилось?! — Сержант де Литль выходит из строя, и встает перед бойцами Шервудско-Нотингемского, — А прынц вас, голодранцев, накормил, рыцарей вразумил, чтобы те не смели христиан притеснять. Так кто же из них лучше?
— Король Дании, Скании и Померании Кнуд Великий, устами своего младшего брата, сиятельного и владетельного принца Вальдемара, говорит тебе, Робер Плантагенет фон Гайавата де Каберне де ля Нопасаран, граф Монте-Кристо, наследный принца Англии: да рассудит нас Бог!..
Чертова погода! Конец марта, но пронизывающий ветер дует так, словно на дворе — февраль, а вокруг не теплый и уютный Лимузен, а проклятый промозглый Остров. Остров, который отринул своего короля и переметнулся под руку какого-то проходимца! Никакой он мне не сын — так сказала матушка, а уж она-то не ошибается! Если, конечно, не считать истории с моей свадьбой, но тут уж и сам Господь обманулся бы! Такую змею пригрели на груди!..
…Этот въезд в Лондон я, верно, буду помнить до самого своего смертного часа. Сперва неподалеку в небо взвился шипящий колдовской змей и вспыхнул ослепительным пламенем. А затем…