— Да! Так старухе не доставалось с самой смерти ее мужа великого Генриха, — хихикнула как девчонка наша франко-датская гостья. — А уж когда вы намекнули ей, что она может умереть в тюрьме — я думала, ее удар хватит!
Куст был колючий, зато густой. Я аккуратно проверил релиз. Все в порядке. Лежавший рядом Маленький Джон, почти невидимый в своей лохматке, чуть шевельнулся. Я скосил глаза. Он показывал три пальца, потом сжал кулак, потом еще четыре. Ясно. По цепочке передали. Интересант едет в сопровождении шести человек. Жестом спросил: «Который?» Джонни отвернулся и тронул лодыжку своего родича. Сейчас, сейчас… Де Литль изобразил корону над собой, растопырив передо лбом чудовищную пятерню, в которой вполне можно было спрятать буханку хлеба, потом указал на средний палец. Не вопрос: папа Дик — посередке… Та-а-ак… Ну, что еще скажете? Далеко еще?..
Класс! Что-то такое я слышал, только как-то по-другому. И в другое время…
— Ага, то есть мозгов у тебя хватает, чтобы понять, что непотребство творишь, а вот тормозов нет, так выходит?
…И вот тут вдруг на меня нахлынула такая обида и злость, что я сама себе удивилась… Вроде бы уж все прошло, а только стоило об этом заговорить, как у меня тут же слезы того и гляди покатятся из глаз… Наследника он признал, продолжателя великих подвигов! А ради чего? Либо справится с разбойником не может, вот и вынужден, как говорят на Востоке, лицо сохранить. Мол, не абы кому, а родному сыну, «кровиночке ненаглядной» проигрываю. Вот она какая, кровь наша рыцарская!
— Да тут, ваше высокство, поболе штурмгельда будет! — Он довольно прищелкивает языком, — Раза в три!