– Да что ты мямлишь-то? – Удивился я, ибо такое поведение было совсем не присуще моему приятелю. – Что по части удара копьем или дубины, что по части словесных баталий, – в сомнениях и топтании на месте, он замечен не был. – Ты уж говори как есть брат, – Подбодрил я его. – Уж чай я не девка, выдержу.
…Или скорее, – вокруг битвы, потому что на руках многих наступающих вражеских оикия, я заметил повязанные жгуты из белой, выцветшей травы. – Очень разумное решение надо сказать, – потому как давая Гок*рату, через Лив*кая инструкции как его люди смогут обозначить свою приверженность идеям дружбы с ирокезами, – я пошел по пути банальных литературных штампов, и даже не подумал чьи именно простыни и наволочки им придется разорвать, (а сначала наткать полотно, отбелить ткань, и пошить эти несчастные наволочки), чтобы наделать себе белых нарукавных повязок.
А голодать имея запасы еды, во имя некоего абстрактного будущего, дикарю который в любую минуту может откинуть копыта от сотен окружающих его опасностей, до будущего так и не дожив, – кажется немыслимой глупостью.
– Свяжи хорошенько! – Рявкнул я. – И посади на жопу, а то слишком много чести ему, – с лежачим разговаривать.
– …Дебил, знак! – Окликнул меня Тайло*гет, сидящий недалеко от моей лежки в соседних кустиках. И прокричал какой-то местной птичкой.
Для него ветер всегда был грозный враг и противник, с которым чаще всего приходилось бороться, и только в очень редких случаях, – приходящий на помощь. Но даже когда ветер дул в спину помогая лодке бежать вперед, – он все равно заставлял старого морского волка быть настороже. – С этой кожанно-прутяной посудой, в смысле – "посудиной", какими были кожаные лодки, приходилось быть очень осторожными даже во время полного штиля. А уж что там говорить о мало-мальском шторме? – Помню, как подчас даже смешное, с моей точки зрения, волнение, заставляло нас выбираться на берег и там пережидать непогоду. Я тогда бунтовал, ныл и ругался. Но Кор*тек был непоколебим. – Безопасность прежде всего, море не прощает ошибок!