Немертвая достала из ларца небольшое, безумно дорогое по нынешним меркам зеркальце, положила его на стол, заглянула в глаза собственному отражению и расслабилась. В то же мгновение сообщение, посылаемое Медеей из Талеи, проникло в ее сознание. Не было разговоров, приветствий, извинений за несвоевременное беспокойство — только голая, чистая информация, заставившая Селесту застыть в мертвой неподвижности. Ей потребовалось десять минут, чтобы оценить неприятную весть. Затем вампиресса убрала зеркальце и откинулась в кресле.
Повинуясь знаку, одна из фрейлин быстро набросала на дорогой «тигровой» бумаге несколько строк. Рания прочла записку, подписалась, после чего другая фрейлина поставила печать и с легким поклоном передала документ Медее.
С наскока перебить разумную нежить спецслужбы вкупе с отрядами храмовых стражей не сумели. Точнее говоря, в Талее окончательную смерть приняли два с половиной десятка вампиров, что для любой другой общины означало бы гарантированный конец. Еще тридцать два погибли в других городах, причем три младшие общины оказались уничтожены полностью. Где-то местные чиновники слишком резво отреагировали на указы из столицы, кое-где не успели получить предупреждение или недооценили опасность. В целом успехи организаторов вышли сомнительными, в первую очередь из-за несогласованности действий. Храмовые следователи действовали отдельно, «пауки», командовавшие обычными стражниками и усиленные гвардией, — отдельно, армейцы вообще по большей части симулировали деятельность, предпочитая заниматься своими делами и надеясь увидеть позор традиционных соперников. Делиться друг с другом информацией никто не желал. Зато чужие провалы старательно выпячивались, а собственные неудачи сваливались на происки конкурентов.
А ведь еще пятнадцать лет назад Талея была иной. Более открытой, мирной, дружелюбной. Общины ремесленников не организовывали собственных дружин, чтобы защитить покой семей от наводнивших столицу банд; обедневшие люди не перебирались в Гнойник, увеличивая и без того немалую нищету, берясь за любую работу, все равно, законную или нет. Стражники, и в прежние годы редко выбиравшиеся за пределы Верхнего города, сейчас присматривали только за особняками аристократов и жрецов, предоставив остальные кварталы их собственной судьбе. И, откровенно говоря, мировоззрением и способом добычи пропитания достойные охранители порядка совсем не отличались от бандитов. Стражи боялись даже больше. Трупы находили куда чаще, на базарах в открытую торговали дурманом или темными артефактами. В порту швартовались неизвестно чьи корабли, с которых тюками выгружались идущие в обход таможни товары. Количество притонов, в которых можно было купить дешевой отравы или снять за смешные деньги потасканную шлюху, возросло едва ли не втрое.
— Увы, не имея сильного защитника, за спиной которого она могла бы укрыться от жизненных бурь и невзгод, слабая и хрупкая женщина должна вести себя тихо, словно растущая трава! — промокнула Медея уголочек глаза белоснежным платочком. — Со дня гибели сестры я нахожусь в трансе. Мое сердце разрывается от боли, не в силах вынести этой потери!
Напуганные вспышкой ярости и видом оскаленных белоснежных клыков, люди повиновались ее приказу. Рядом с ними на пол сел обеспокоенный Латам, он с тревогой ловил взгляд госпожи. Последним, своей кровью начертав оставшиеся символы, в круг вошел Хастин.