— Наш Лев — во Дворце! — в голосе волка слышится, скорее, страх, чем негодование.
Кто-то, кажется Нельгу, коротко охнул, как человек, которого ткнули под рёбра кулаком или ножом — а Шуху лупил ногами франта, и Винору с Дориту кого-то заламывали, и Хенту бил кого-то медным кувшином по морде, и какой-то неуклюжий боров опрокинул светильню — в мутном, уже ночном свете из оконца стало решительно не разобрать своих и чужих — и тут драка вдруг кончилась.
— Личный трофей, — проговорил он, ещё снижая голос, чтобы ни звуком не выдать истинных чувств. — Немая, дура, прислуживает мне.
— Вас, наконец-то, поймали за ваш отточенный язык, Ча! Отдадите меч Вассала? Дело-то пахнет государственной изменой!
И Хенту смешался с толпой, чувствуя некоторый стыд, но заметил среди красных шёлковых рубах и платков крияна чёрные и серые куртки лянчинцев — и успокоился. Не ему одному интересно. Творец простит.
— Мой Государь, которого Львята называют Снежным Барсом, хочет мира, торговли, учёных бесед — но не войны, — пояснил Ча. — И с ним согласен мой друг, Уважаемый Господин Анну. Львёнок Анну, который всё понимает, — снова эта насмешливая полуулыбка. Да, странный.