— Ну ты даешь! — ахнул Буффало. — Говорил мне Каланча, да я не больно верил… Научи меня этому атлетизму, а я тебя стрелять научу!
— Помолчи! Мы уже ничего не сможем сделать, только разве молиться. Он опытный человек, должен справиться.
Ты еще молод и ничего не умеешь. Тебе сейчас нравится из револьвера стрелять, кулачищами махать, а наше сыщицкое дело совсем не в этом состоит. Это должны городовые делать. Мы, сыщики, должны думать и знать. Предвидеть. Опережать. Я смогу натаскать тебя за те несколько лет, что у меня еще остались. Агентуру свою личную сдам, связи в губернском правлении и по министерству. Картотеку всю выложу, причем не только ту, что в несгораемом шкафу, но и ту, что в голове, что нельзя бумаге доверить. Например, у нас один из богатейших в городе купцов фальшивые деньги выделывает, я за ним третий год слежу, поймать не могу. Но поймаю. А ты все мои расчеты обрушить хочешь! Под пули с этим рогожцем идти собрался. Там этих головорезов не меньше десятка; источник сообщает, что одного хлеба ежедневно одиннадцать караваев завозится. Буффало туда пойдет — у него ремесло такое, он больше губернатора зарабатывает. А ты за что голову подставляешь?
— Откуда вы все знаете, Павел Афанасьевич? — удивился генерал-губернатор.
Все получилось совсем не так, как они задумали. За час до полуночи Лыков и Буффало вошли в заведение, одетые купцами средней руки, но с претензией. С ними были две певички из шведского хора, что поет в трактире Бубнова. Говорили на такой странной смеси языков, что поневоле обратили на себя внимание всего зала: Буффало — по-английски, Алексей вспоминал гимназические уроки французского, скандинавки шпарили по-своему… Зал поглядел на них и отвернулся — купцы как купцы, но из фартового угла кто-то их сразу опознал. Видимо, утром Лякин оставил на Серебряной линии наблюдателей для слежки за налетом на Гаммеля. Когда Буффало с Алексеем выбежали на улицу, а Лыков потом командовал городовыми, их запомнили в лицо. Так все их ухищрения и легенды пропали зря.
— Говорят, это небезопасно, Алексей Николаевич, но я все же рискну пожать вашу руку.