Семён молча ожидал разрешающего кивка и как бы не видел многозначительного касания ханской руки. Однако и он понял, что хану больше доверять нельзя.
— Но ты смотри, я ведь серьёзно сказал: жди меня крепко, к осени ворочусь, поженимся. Нечего грехом полати протирать.
— Фатьма обещала меня никому не продавать, а когда время подойдёт, замуж выдать: за своего, за русского, чтобы христианин был.
Угодьев возле Миян-Кале оказалось куда как меньше, чем по Кызыл-узеню, впрочем, бывшие пленники, освобождённые казаками в Ширване и знающие, как возделывать каменистую иранскую землю, сказали, что и здесь место пристойное; постараешься — урожай снимешь, не чета российскому. Русским мужикам, впервые попавшим в чужую землю, такое показалось странным.
— …алла!… — летит над колючими зарослями призыв. — Молитва лучше иных дел!
— Но и патриарх над каждым священником благочинного поставил, — напомнил Семён.