— Там мы с войсками в битву вступать не станем. Гяуры друг друга режут, на то воля Аллаха, обещавшего, что одни неверные испытают на себе ярость других. Зато наш след там затеряется, никто не сыщет. А как мы под Казанью объявимся, там надо будет урусские сёла громить, тогда войска, какие остались, отсюда за нами потянутся, а потом — белый царь отходчив, не станет мстить. Вернёмся домой, бедных людей в нашем роду теперь нет, хорошо жить станем.
— Возьмём! — загомонили казаки. — Любо! Берём янычарина!
Очнулся оттого, что со всех сторон разом хлынула вода, словно упал в иордань перед губернаторским дворцом, над которой в былое время плескал фонтан. Семён закашлялся, хотел руки в защиту вскинуть, да не смог: стянуты оказались за спиной крепкой бечёвкой. Открыв глаза, Семён увидел, что рядом, держа опростанное ведро, стоит горбоносый мужчина в красной турецкой феске. Семёновы сабля и пистолеты торчали у него за поясом, видать, он сначала разоружил и предусмотрительно связал бесчувственного Семёна и лишь потом принялся отливать его водой, желая узнать, жив неверный или уже отдал душу на суд Аллаха.
— Вот и славно! — пророкотал атаман, усаживаясь. — Я ведь тебя зачем позвал… Приглянулся ты мне. И как воевал — помню, и как торговал. Что пуля тебя достала — не горюй, среди вас один я от пули заговорённый. Над пушкарями тебя поставить — цены бы не было. И в рукопашной тебе равных не много найдётся. А всего ценней, что языки ты знаешь и всякому бусурманскому вежеству обучен. Вот и решил я тебя послать с прелестными грамотами к башкирским нойонам. Что между нами прежде было, то быльём поросло, а теперь я хочу с башкирами замириться да поднять их на бояр. Пусть бы дорогу с Казани и Саратова перекрыли и Уральскую украину от России отрезали. Для такого дела лучше тебя, Семён, никого не сыскать.
Настала тишина. Конечно, собравшиеся оставались в сильном сомнении, но противоречить никто не осмелился. Человек, который так легко примеряет себе слова пророка, сам должен быть пророком, и возражать ему трудно. Мгновение длилось, и невозможно было сказать, как повернётся сейчас ход курултая. Потом из рядов собравшихся мужчин выступила ещё одна фигура; Семён узнал всадника, с которым бился в степи. По тому, как уверенно вышел тот под общие взгляды, можно было понять, что это не последний среди имеющих право говорить.
Тележка помчала вниз… Пора! Грохнул выстрел. Джелями, кивая головой, беспрепятственно катил по склону, а круглый свинец, пролетев едва ли не четверть акче, ударил в грудь ещё дышащему Мартыну. Последний раз вздрогнуло изувеченное тело, и свободная Мартынова душа унеслась в строгий лютеранский рай.