— Гест и Иеремия — разбойники, распятые вместе с Христом. Один из них, если верить словам сына божия, вошёл в рай первым из людей. А ведь вся его жизнь — сплошное злодейство. Каково тем, кого он замучил, смотреть на торжествующего убийцу из глубин ада? Ведь они умерли, прежде чем их коснулся свет христианства, и, значит, согласно твоему учению, горят в огне.
Указ Юрий Никитич прочёл самолично, объявив казакам все их вины: как их царь жаловал и как они, казаки, своровали. Объявил и наказание: кому прощение и жалование, кому кнут и крепость, а кому — виселица. Ответ был твёрд: «С Дона выдачи нет».
Дождавшись нужной минуты, Семён вдавил дымящий фитиль в запальное отверстие. Онфирий замер, вытянув шею и пытаясь разом увидеть и как бабахнет пушка, и куда полетит ядро. Иванище присел, заложив уши руками.
Семён послушно встал, хоть и не знал, куда идти. Стоит колодезь, пятачок травы под ногами, огрызок тропинки, а дальше нет ничего. Ни тьма не разливается, ни туман не клубится, не-громоздится каменной стены, не алчет пропасть бездонная, а прямо-таки совсем ничего нет. И всё же Семён не боялся. Старик уходил в это ничто, исчезал и являлся вновь. Он привёл сюда Семёна, он и выведет. А то зачем было приводить?
— Из каких он? — заинтересовался Орефа, боевито встопорщив клочковатую бороду.
— Аллах акбар… — пробормотал священнослужитель и поспешно вышел, не глядя ни на кого.