— Не пригодится. Никакого будущего нет, — произнес чей-то голос. Он звучал печально и одновременно очень спокойно. Я далеко не сразу понял, что сказал это сам. С такими интонациями я отродясь не разговаривал.
Надо отдать должное Чиффе, он меня пощадил, разбудил почти сразу, мертвецы только и успели, что вывернуть меня наизнанку, а по сравнению с дальнейшей программой это были сущие пустяки.
Чиффа тем временем стал немного серьезней.
На сей раз понадобилась вся моя воля, чтобы не выплюнуть неописуемо горькую пакость. Отвратительный вкус обволок нёбо, проник в гортань, потом в желудок и стал медленно расползаться по телу. Чувствовать горечь лбом и спиной, коленями и кончиками пальцев, как будто все мое тело превратилось в один огромный язык, — это было совершенно необычное переживание. До сих пор я не знал, что такое по-настоящему невкусное питье. И не сказал бы, что это знание было таким уж желанным. Еще менее желанными казались мне остатки зелья на дне кувшина. Но я понимал, что наше воссоединение неизбежно.
Он ухмыльнулся и заговорщически мне подмигнул, видимо, счел нужным уравновесить неприятную информацию дружелюбной подачей. Но меня сейчас интересовало совсем другое.
Однако не устроилось. То ли силы у меня уже было гораздо меньше, чем поначалу, то ли веселой дерзости поубавилось, то ли в глубине души я втайне от самого себя предполагал, что непрерывно бодрствовать очень трудно, но все, как водится в таких случаях, вышло по-моему.